1. Этические искания в экзистенциальной философии

Конечно, правильнее было бы утверждать о существовании не этики экзистенциализма, а об его «этической составляю–щей», так как статус этики в нем четко не зафиксирован. Хотя определение пределов «этической составляющей» тоже очень условно, так как моральная проблематика охватывает собой все пространство экзистенциальной философии, играя в ней главную роль.

Появившаяся в 1920-е гг. «философия существования» (в переводе с лат. existentia – «существование») большую по–пулярность приобрела уже после Второй мировой войны, за–влекая в число своих приверженцев значительные слои насе–ления западноевропейского общества.

К ее наиболее известным представителям относят: М. Хай-деггера и К. Ясперса в Германии; А. Камю, Ж.-П. Сартра, Г. Марселя во Франции, а к предшественникам – С. Кьеркего-ра (Дания); Н. Бердяева, Л. Шестова (Россия). Необходимо отметить, что экзистенциальная философия не выделяется своей идейной монолитностью, напротив, она неоднородна и противоречива, тем не менее можно коротко описать ее об–щие этические принципы.

Новаторство экзистенциального мировоззрения по отно–шению к предшествующей этической традиции проявилось по многим вопросам.

Во-первых, следует отметить его тематическую особен–ность, а именно необыкновенную сосредоточенность на смы-сложизненных вопросах. Главными проблемами, которые волнуют философов и широко обсуждаются, становятся: судь–ба человека, выбор, смерть, смыслоутрата, вина.

Размышление над этими проблемами строится вопреки всем академическим правилам, которые использовали ранее философы. Философствование приобретает необычную для классического мышления, очень подвижную, причудливую форму, которая близка к художественной, а иногда она плав–но в нее перетекает.

Кроме того, истинность в этом процессе размышления связывается не с полученными результатами научно-теорети–ческого познания, а исключительно с субъективным состояни–ем сознания, которое отражается в чувствах, эмоциональных переживаниях главным образом отрицательного спектра – от–чаянии, тревоге, страхе, скуке, отвращении.

Необходимо «как бы застигнуть сознание на месте престу–пления» (Сартр), таким образом зафиксировать эмоциональ–ное состояние до его теоретического осмысления. Лишь в этом случае «переживание превратится в своего рода „смо–тровое окошечко“, через которое можно будет наблюдать мир, какой он есть, каким он от века существует для конечного и бренного человека. Что же могли наблюдать экзистенциали–сты через это „окошечко“? Обреченный вечно пребывать в ис–тории, смысл которой разгадать просто невозможно, попав–ший в непостижимый, нелепый, катастрофичный мир, который лишен терпимой ценностной определенности, чело–век принужден в поисках абсолютного ориентира отказаться от относительных достоверностей реальности, „вынести их за скобки“ и устремиться к глубинам собственного „я“. В проявлениях своего жизненного опыта, в переживаниях и расположениях духа он может найти их некоторое вну–треннее основание, которое представляет его „сущность“, т. е. экзистенцию.

Вне всякой зависимости от очень сложных, тонких оттен–ков в описании экзистенции ясно, что она выступает как пер–вичная, непреклонная ценность, которая определяет челове–ческую судьбу, смысл жизни, творчество, счастье и несчастье. Она позволяет противостоять деформирующим влияниям об–щества и выполнять свое предначертание – «выбирать себя».

Как бы конкретно ни объяснялось представителями экзи–стенциальной философии это главное понятие в связи с сутью человека (например, существование предшествует сущности (Сартр), существование является сущностью (Хайдеггер)), об–щий контекст несомненен: человек «брошен в мир» без какой-то общей, предначертанной ему сущности, он самостоятельно создает ее в процессе своего существования.

Причем (и в этом опять же экзистенциализм противостоит классической традиции) осваивается эта загадочная реаль–ность внутренним ощущением и обладает самоочевидностью и не нуждается в рациональных доказательствах (научная ме–тодология только делает грубой и разрушает «нежную» духов–ную субстанцию экзистенции) и обнаруживается в непрерыв–но длящемся жизненном обновлении и становлении.

Тем самым экзистенциализм стремится ликвидировать противопоставление «субъект – объект», в пределах которого действовала классическая этика, выявить более гибкую форму отношения человека к миру вообще и к миру нравственности, основанную на подсознательной сопричастности и сопережи–вании.

В связи с этим необходимо отметить, что осуществляется постановка самой проблемы телесности, которая оказалась весьма популярной в формировании постмодернистских культурных стратегий. Г. Марсель, в частности, считал, что экзистенция «строится по типу моего тела», т. е. эмоциональ–но-чувственное вхождение человека в окружающее позволяет ему чувствовать любую ситуацию как «продолжение собствен–ного тела». Этическая составляющая экзистенциализма связа–на и с представлением о двусмысленном положении человека, раздвоенности его существования на подлинное и неподлин–ное. Область неподлинного задается природно-социальными координатами, которые предопределяют, таким образом, воз–можность обезличивания, манипулирования, стандартиза–ции, т. е. это мир общего, предписывающий личности опреде–ленные роли и по этой причине враждебный ей.

Подлинность – это экзистенциальное бытие, выявление и проявление «самости» и индивидуальности, создание себя вопреки и вне любой внешней сферы. В соответствии с этим моральное «пространство» также раздваивается, его подлин–ность уже предполагает «бунт за возвращение индивидуально–сти», собственное принятие нравственных ценностей, проти–востояние общезначимым правилам.

Необходимо отметить, что данная позиция таит в себе очень глубокое противоречие, которое проявляется в экзи–стенциальном истолковании всех этических проблем: после–довательность в проведении релятивистской установки при–водит к проблематичности значения морали как регулятора, способного ориентировать человека в социальном мире.

Истинные моральные ценности необыкновенно уникаль–ны, у личности нет никакой внешней опоры во время их вы–бора и реализации, поэтому она остается наедине с собой. Как об этом писал Г. Марсель: «В действительности все происхо–дит между мной и мной самим». Хотя можно, конечно, пред–почесть неистинное бытие и «застыть в образе персонажа» (Сартр), но лишь тот, кто поймет нравственную ущербность данного выбора, сможет отбросить лицемерные условности общества и погрузиться в загадочные глубины самости. Но он при этом рискует, так как нет никаких гарантий на благопо–лучный исход.

Более того, только неблагополучные, наполненные страда–нием, страшные «пограничные ситуации» (на грани жизни и смерти) наиболее полно проясняют смысл экзистенции. Не оставляя никаких надежд на хотя бы немного удобную, уютную устроенность, экзистенциализм до предела заостряет трагизм всего человеческого существования, противопоста–вляя его «безрассудному молчанию мира» (Камю), а также от–чаянию по поводу бессмысленности любой конкретной ситуа–ции.

Начальным принципом человеческого существования счи–тают свободу, по поводу которой экзистенциализм выдвигает немало интересных, хотя иногда спорных идей. Главным об–разом, подчеркивается неразрывное единство экзистенции и свободы: самосозидание возможно только как полное осво–бождение от всех внешних воздействий.

«Человек – это и есть свобода», – считает Сартр, подчер–кивая их становящийся, а не только наличный характер. Нравственная жизнь – это «непрерывно длящееся обновле–ние» (Гуссерль), в котором невозможно поставить точку, по этой причине «окончательного», сформировавшегося челове–ка не существует, ему всегда еще только предстоит «сделаться собой». Свобода, таким образом, никогда не сможет быть ис–черпана, реализована полностью, она является безграничной, непредсказуемой, она есть «постоянно возобновляющаяся обязательность переделывать свое „я“ (Сартр).

Полностью предоставленный самому себе, свободный че–ловек является творцом своей судьбы и сам несет за нее пол–ную ответственность. Поэтому тема ответственности изна–чально вплетена в размышления экзистенциалистов по поводу свободы. Если личность «делает себя», то тем самым принима–ет на себя ответственность за все случающееся: любые проис–ходящие события, в которые вовлечен человек, есть его собы–тия, следовательно, он за них отвечает.

Полная и бесповоротная ответственность каждой личности логически вытекает из интерпретации свободы в экзистенциа–лизме и вызывает к жизни множество парадоксов. Так, в част–ности, осуждая немецкую оккупацию Франции, Сартр при–знает, по сути, свою ответственность за нее. Груз глобальной ответственности, который взваливает человек на свои плечи, порождает хроническое чувство вины и усугубляет чувство то–ски и тревоги.

Тревога, таким образом, является постоянным спутником процесса свободного самоосуществления. Это очень сложное стояние человеческого духа описывается экзистенциалистами неодинаково: боязнь свободы (Кьеркегор), способ бытия сво–боды (Сартр), «схватывание ничто» (Хайдеггер) и т. д.

Попавший в чуждый, враждебный мир, обреченный, таким образом, на противостояние ему и своей несамости, прини–мающий тяжесть одиночества и ответственности, человек ко всему прочему ощущает проблематичность становления своей экзистенции, так как свобода всегда является «зоной риска», ее последствия просто невозможно «просчитать». Понятно вытекающее из этого состояния трагическое чувство тревоги, избавление от которого просто невозможно, да и не нужно, так как тревога, помимо всего прочего, свидетельствует об озабоченности личности своей подлинностью и помогает «на–щупывать» путь к ней. Свобода обнаруживается в выборе, в каком-то смысле это одно и то же: «свобода есть свобода вы–бора» (Сартр).

В этой проблеме можно найти две взаимосвязанные соста–вляющие: выбор «по большому счету», т. е. выбор себя, и си–туативный. Отойти от выбора порой невозможно: «я свободен выбрать то или иное, но я не могу избавить себя от выбора» (Сартр). Данное обстоятельство лишний раз подчеркивает «обреченность» быть свободным. Абсолютный выбор, кото–рый определяет жизненную стратегию и судьбу человека, про–изводится «без точки опоры» и, таким образом, беспричинен, за исключением связанности с экзистенцией.

В результате неправильно говорить о разных уровнях сво–боды и ее содержательном наполнении: разрешено все, по–скольку только я сам являюсь причиной избираемого замысла или способа его осуществления. Однако обыкновенный чело–век не может быть целиком и полностью изолированным от внешних обстоятельств, поэтому свободу он проявляет внутри каждой конкретной ситуации, предлагаемой извне.

Если нет возможности предпочтения самой ситуации, можно тогда выбрать отношение к ней: принять как «свое», отвергнуть, смириться. Кроме того, «размеру» ситуации мож–но противоположить «безразмерность», размах созидательно–го выявления своей индивидуальности. Отсутствие общезна–чимого критерия разграничения добра и зла приводит к заве–домой оправданности всякого содержания выбора, что под–черкивает имморалистическую установку экзистенциализма.

Не имеет смысла внешняя оценка любого поступка, так как «взгляд со стороны» является чуждым субъекту свободы, не способен повлиять на его уникальный выбор и не имеет ни–какого права на оценивающее мнение.

Вместе с тем крайне затруднена и самооценка, так как реа–лизуемый в предпочтении «прыжок в неизвестность» (Ясперс) может быть вовсе нелепым, а действие может предшествовать любой мотивации, которая определяется «задним числом». Тем не менее экзистенциалисты не полагают свободу абсо–лютной «вольностью делать все, что хочешь» (Сартр), обраща–ясь прежде всего к совести, назначение которой – пробирать–ся в самые тайные уголки человеческой души, активизируя ее к максимально откровенным поступкам.

Основой для выбора, таким образом, выступает наиболь–шая искренность экзистенциальных порывов и сама готов–ность принять на себя ответственность за все случающееся. Раздумья экзистенциалистов до предела заострили, во многом благодаря неповторимому художественно-философскому сти–лю, целый ряд проблем этического направления, осветив их под другим, по сравнению с классической традицией, углом зрения, и приковали внимание именно к тем вопросам, кото–рые в свое время недооценивались или вовсе не обсуждались.

Новый, «совсем особый» смысл стандартных для этиче–ской рефлексии понятий, неестественная субординация тем, озабоченность внутренней «аутентичностью» реального чело–века и многое другое не только привлекло внимание к экзи–стенциализму представителей философско-этического зна–ния, но и оказало содействие широкому распространению экзистенциальных расположений духа в сфере творческой ин–теллигенции почти во всех странах.

Вместе с тем необходимо отметить, что глубинная двой–ственность, размытость очертаний и в особенности практиче–ское приспособление идей экзистенциализма, выявившее многочисленные парадоксы, привели сначала к его кризису и позднее к гибели как самостоятельного философского тече–ния. Но идейное влияние «философии существования», асси–милированной этической мыслью других направлений про–шлого века и частично зафиксированной в мировоззренче–ских ориентациях широкого круга людей, не утрачено и се–годня.