1. История появления дресс-кода

Манера одеваться издавна разнилась в зависимости от рода занятий, по крайней мере, отличить пекаря от трубочиста во все времена было довольно просто. Правда, специальной разработки дресс-кодов в данном случае не требовалось, поскольку лица рабочих профессий и так не могли себе позволить одеваться не по-рабочему, а представители профессий вроде врача и адвоката и сами с гордостью следовали корпоративной моде.

Нужда в профессиональных дресс-кодах появилась, когда некоторые категории работников оказались в состоянии одеваться лучше, чем можно было от них ожидать. Еще в XVIII веке автор бессмертного "Робинзона Крузо" Даниель Дефо обратил внимание на то, что домашняя прислуга, получив возможность принарядиться, стала плохо работать. Писатель даже посвятил недобросовестным служанкам памфлет: "Женская прислуга сейчас в такой недостаче, что с 30-40 шиллингов в год ее жалование подскочило до шести, нет, восьми фунтов, причем деньги они требуют вперед... и все это потому, что служанки нынче так много о себе возомнили, что им всего будет мало. По одежде теперь служанку трудно отличить от ее хозяйки, порой служанка одевается даже лучше своей госпожи! Наша шерстяная промышленность теперь сильно страдает, поскольку кухонным девкам теперь подавай только шелк и сатин!". Возмущению Дефо не было предела, поскольку "опрятные кожаные башмаки", в которых раньше ходили служанки, теперь "превратились в кружевные туфли с высоким каблуком", а их "скромные шерстяные юбки превратились в шелковые". Словом, Дефо считал, что слишком хорошая одежда развращает работника, и настаивал, чтобы горничные выглядели как горничные.

Призыв Дефо большого резонанса не имел, поскольку в XVIII веке было принято наряжать прислугу как можно лучше, чтобы пускать пыль в глаза. Однако в XIX веке идеи писателя восторжествовали, и от слуг стали требовать скромности и опрятности. XIX век вообще можно считать эпохой этикета, сложные правила которого должны были встать заслоном на пути разбогатевших выскочек и прочих "неджентльменов". Высшее общество европейских стран выработало собственный неписаный дресс-код, по которому безошибочно определяло людей "своего круга", вслед за аристократией двинулись и другие социальные группы, тоже заинтересованные в том, чтобы узнавать своих и быть узнанными. Профессиональные сообщества стали отождествляться с манерой одеваться. Так, парижских модисток, белошвеек и цветочниц называли гризетками, потому что они предпочитали одежду из дешевой ткани "гризет", причем впоследствии гризетками их стали величать по всей Европе. Также в XIX веке публика привыкла, что врачи носят белые халаты, а повара - высокие колпаки.

Этот же век дал начало движению против неписаных правил гардероба. Застрельщиками борьбы за свободу в выборе одежды стали скучающие викторианские дамы, которым страстно хотелось чего-то нового. В 50-е годы XIX века американка Амелия Блумер удивила мир, заявив на страницах своего дамского журнала, что женщина имеет право носить брюки, если, конечно, поверх брюк будет надета юбка. Миссис Блумер сама разработала покрой новой одежды и, на удивление всем, стала носить короткую юбку с неким подобием шаровар под ней. Со временем Амелия Блумер перешла на обычные платья, но пример оказался заразительным, и в 1881 году знамя ее идей подхватило Общество рациональной одежды, основанное в Лондоне графиней Гербертон. Члены общества требовали отказа от корсетов и прочих подобных предметов, стесняющих движение, но дальше слов у них дело не пошло. Тем не менее, в общественном сознании начала укореняться мысль о том, что традиционная "приличная" и "подобающая" одежда ущемляет свободу индивида.

Слом устоявшихся норм одежды, как всегда, совпал с грандиозной перестройкой общественных отношений. Первая мировая война поставила крест на старом мире, в котором аристократические манеры имели весомую цену, и мода устремилась к идеалам удобства и простоты. Однако настоящая революция произошла после второй мировой войны, когда люди, уставшие от унылого аскетизма военных лет, захотели одеться поярче. Так, на родине джентльменского дресс-кода - в Британии законодателями мод стали "спивы" (spives) - спекулянты, которые могли достать что угодно и откуда угодно. Спивы одевались крикливо, но при этом именно они вызывали всеобщую зависть, а не лондонские денди, изрядно пообносившиеся за годы войны. Подражая спивам, молодые англичане начали выдумывать всевозможные стили одежды, позволявшие выразить свою индивидуальность, не влезая в большие расходы. Например, в 50-е годы рабочая молодежь в Англии облачилась в некое подобие сюртуков начала ХХ века - в таких в те времена щеголяли богатые бездельники.

Послевоенная Америка тоже бурлила новыми идеями, поскольку завоевавший страну рок-н-ролл оказался не просто новым музыкальным течением, а новым способом отношения к миру. Благодаря Элвису Пресли, молодежь полюбила джинсы и кожаные куртки, усмотрев в них атрибуты свободы. Между тем ни работодатели, ни администрация школ и университетов не были в восторге от людей, которые уже своим внешним видом выражали протест против устоявшихся норм. Конфликты на этой почве стали разгораться повсюду, от школьных классов до офисов знаменитых компаний.

Брожение, начавшееся в конце 40-х годов, было лишь предвестником грандиозных изменений, произошедших в последующие десятилетия. В 60-е и 70-е годы Запад погрузился в глубокий культурный кризис, связанный с началом постиндустриальной эры. Ломались традиционные представления о семье, искусстве, религии, общественной морали. В те времена многие на Западе, в особенности молодежь, относились к традиционной национальной культуре весьма скептически, связывая ее с расизмом, войной во Вьетнаме и прочими "язвами капитализма". Европу и США накрыла волна молодежных бунтов, и протестное поведение для большой части населения стало нормой. Естественно, одной из форм протеста стало ношение "радикальной" одежды - это был сигнал окружающим, что ее обладатель живет в коммуне, слушает рок, читает Мао Цзэдуна и курит марихуану.

Пока консервативная часть общества ворчала по поводу невозможной моды, бизнес приспосабливался к новым условиям. Нетрадиционную одежду покупали не только идейные борцы с капитализмом, но и те, кто старался на них походить, то есть она оказалась ходовым товаром. К 60-м годам мода превратилась в грандиозную индустрию, и для людей, принципиально отвергающих традиционные дресс-коды, на рынке труда образовалась особая ниша: теперь люди в джинсах и с нестрижеными волосами могли работать в музыкальных магазинах или в лавках, где продавали те самые джинсы. Если же предприятие не было связано с модой или индустрией развлечений, сотрудникам приходилось либо подчиняться корпоративному дресс-коду, либо искать новую работу, причем закон был на стороне работодателя.

В 70-е годы работодатели с честью выдержали натиск контркультуры, завоевавшей массы: ввели строгие дресс-коды, раз и навсегда определив, что сотрудник с "ирокезом" на голове не может обслуживать клиентов. А в начале 80-х, с появлением поколения молодых карьеристов-яппи, сотрудники и сами стали стараться расположить к себе боссов с помощью правильно подобранного делового костюма. Так в эпоху Рейгана и Тэтчер было погашено сильнейшее брожение умов, наблюдавшееся на Западе в 60-е и 70-е годы. Насаждение строгого стиля в одежде подействовало на общество отрезвляюще.